лин слез с забора и, сквернословя на чем свет,
сказал событие. Ах, Лора. Приехала. Цвела сирень.
В лицо черемуха дышала. И дольше века длился
день. Ах, Лора, ты существовала в башке моей дав-
ным-давно. Какое сладкое мученье играть в фут-
бол, ходить в кино, но всюду чувствовать движе-
нье ИНЫХ, неведомых планет, они столкнулись
волей бога: с забора Жилин слез Серега, и ты приехала, мой свет.
Кинотеатр: «Пираты двадцатого века». «Бура-
тино» с «Дюшесом». Местная братва у «Соки-Воды»
магазина. А вот и я в трико среди ребят — Семе-
ныч, Леха, Дюха — рукой с наколкой «ЛЕБЕДИ»
вяло почесываю брюхо. Мне сорок с лихуем. Оби-
лен, ворс на груди моей растет. А вот Сергей Пет-
рович Жилин под ручку с Лорою идет — началь-
ник ЖКО, к примеру, и музработник в детсаду.
Когда мы с Лорой шли по скверу и целовались
на ходу, явилось мне виденье это, а через три-
четыре дня — гусара, мальчика, поэта — ты. Лора,
бросила меня.
Прощай же, детство. То, что было, не повто-
рится никогда. «Нева», что вставлена в перила, не
более моя беда. Сперва мычишь: кто эта сука? Но
ясноокая печаль сменяет злость, бинтует руку.
И ничего уже не жаль,
Так над коробкою трубач с надменной внешно-
стью бродяги, с трубою утонув во мраке, трубит
для осени и звезд. И выпуклый бродячий пес ему
бездарно подвывает. И дождь мелодию ломает.
Journal information