Почата новая десть.
И ладьеводец выводит:
«Народовластие есть...»
В горнице пыль колобродит.
Солнечный луч не находит,
где бы приткнуться, присесть.
Всюду записки, тетради.
Чай недопитый вчера.
И коготком Бога ради
скрип неотрывный пера.
И за окном в палисаде
ветер. И пусто в ограде
града Святого Петра.
Русское древо осина
златом горит на заре.
И парусов парусина
сохнет в соседнем дворе.
Что же так псино, крысино
ноет? И что за трясина
тряская в самом нутре?
То ли балтийский баронец
лепит кривые слова.
То ли картавый народец
тщится сказать «татарва».
Солнце глядится в колодец
полный чернил. Ладьеводец
крупно выводит: «...сова...»120
Вид у романов сафьянов.
Вид у обоев шелков.
А у оплывших диванов
вид кучевых облаков
над немотой океанов.
И ложноимя «Иванов»
он подписует, толков.
Не могу сказать что этот стих, как и многие другие Лосева - мне нравится или предстaвляется значительным. Но. Ставлю. Потому что как почти всё у него - серьёзно. Ему надо было именно это и именно так сказать.
Journal information